Не смотря на то, что многие предвидения Грейвса нуждаются в проверке, его интуиции достаточно глубоки и интересны.. Безусловно, в основе поэзии - скрытая магия, забытая классической Европой лет 500 назад. Поэт - древнейший мистик первочеловечества.
Вот, например, о различии поэта и менестреля:
Древние кельты четко различали поэта (который изначально был жрецом и судьей и личность которого была неприкосновенна и священна) и обычного менестреля. По-ирландски поэта называли "фили" - "пророк", по-валлийски - "дервит", "пророк дуба". Отсюда, вероятно, произошло слово "друид". Его духовное руководство признавали даже короли. Когда в бою сходились два войска, поэты с обеих сторон удалялись на холм и там со всей обстоятельностью обсуждали ход сражения. В валлийской поэме VI века "Гододин" отмечается, что "поэты мира оценивают доблесть мужей", а участники сражения, кого они зачастую разводили своим неожиданным вмешательством, впоследствии с почтением и удовольствием принимали их описание битвы, если она вообще заслуживала того, чтобы говорить о ней в стихах. Менестрель же был шутом, забавником, но вовсе не жрецом: он искал покровительства у военачальников и не проходил многотрудное обучение ремеслу поэта. Зачастую его выступление превращалось в настоящее представление с пантомимой и акробатикой. В Уэльсе его величали эйркиадом, "просителем", то есть причисляли не к тем, чье занятие дает постоянный доход, а к тем, чье благосостояние зависит от случайных щедрот сильных мира сего. От Посидония Стоика (I век до Р.Х.) мы знаем о мешочке с золотом, брошенном к ногам кельтского менестреля - и это в Галлии, где влияние друидов было в то время сильно как никогда. Если лесть менестреля приходилась по душе, а пение оказывалось достаточно благозвучным для притупленного хмелем сознание его покровителей, они осыпали певца золотыми браслетами и медовыми пряниками, в противном случае могли забросать обглоданными бычьими костями. Но попробовал бы кто нанести малейшую обиду ирландскому поэту даже спустя века после того, как его жреческие функции перешли к христианским священникам, - и тот немедленно сочинил бы такую сатиру, от которой лицо обидчика пошло бы черными пятнами или у него начался бы понос, или швырнул бы ему в лицо пучок заговоренной соломы, чтобы свести с ума. Уцелевшие образцы стихотворных проклятий валлийских менестрелей свидетельствуют о том, что с их авторами тоже приходилось считаться
