Черешня и Крылова.
из стихов последних дней порадовали Валерий Черешня и Элла Крылова...
ЧЕРЕШНЯ:
ПРОБУЖДЕНИЕ
Тяжелый первозданный хаос,
спросонный мир в руинах смысла,
косноязычия и пауз
подвешенное коромысло.
Его стотонное качанье
колеблет видимость настолько,
что вещи предстают на грани
мгновенной ясности не только
сухому разуму, но зримо...
Так невозможно пробудиться,
что мотылек, летящий мимо,
влетает в сон огромной птицей
и душит ватой одеяла.
Короткий вскрик в себя обрушен.
На дне холодного провала
ты сам собою обнаружен.
И, медленно осознавая,
вновь радуешься, очутившись
в какой-то жизни, забывая
где был, когда лежал забывшись.
* * *
Земные звуки тише, глуше и
не стискивают в средостении.
В душе, протухшей равнодушием,
почти неразличимо пение.
Еще не труп, еще не Лазарь, но
все лучшее уже потеряно...
Не про тебя ли жестко сказано:
неплодоно́сящее дерево!
Растешь безлиственно, коряво, но
повеет дух словесной силы, –
на властный зов, в обрывках савана,
живым выходишь из могилы.
КРЫЛОВА:
Я всю жизнь за собою таскаю кресло.
Переехало кресло со мною в Питер, потом обратно.
И куда ни поставь, все оно уместно,
мило взгляду, комфортабельно и опрятно.
Так же наши пороки и заблужденья.
Их всю жизнь таскаем мы за собою.
Откровенье не отличаем от наважденья
и простую привычку зовем любовью.
. . .
Какая-то недобрая весна:
сдувает ветром, заметает снегом,
лишает равновесия и сна,
и не видна дорога к летним негам.
Опасно жить. Программа новостей —
реестр убийств, аварий, страшных бедствий.
Неверный шаг — и не собрать костей.
Темна взаимосвязь причин и следствий.
Мы — хрупкие сосуды бытия.
Случайный камень — и хана сосуду.
В чем смысл, уже не спрашиваю я.
Возможно, в том, чтоб просто мыть посуду.
ЧЕРЕШНЯ:
ПРОБУЖДЕНИЕ
Тяжелый первозданный хаос,
спросонный мир в руинах смысла,
косноязычия и пауз
подвешенное коромысло.
Его стотонное качанье
колеблет видимость настолько,
что вещи предстают на грани
мгновенной ясности не только
сухому разуму, но зримо...
Так невозможно пробудиться,
что мотылек, летящий мимо,
влетает в сон огромной птицей
и душит ватой одеяла.
Короткий вскрик в себя обрушен.
На дне холодного провала
ты сам собою обнаружен.
И, медленно осознавая,
вновь радуешься, очутившись
в какой-то жизни, забывая
где был, когда лежал забывшись.
* * *
Земные звуки тише, глуше и
не стискивают в средостении.
В душе, протухшей равнодушием,
почти неразличимо пение.
Еще не труп, еще не Лазарь, но
все лучшее уже потеряно...
Не про тебя ли жестко сказано:
неплодоно́сящее дерево!
Растешь безлиственно, коряво, но
повеет дух словесной силы, –
на властный зов, в обрывках савана,
живым выходишь из могилы.
КРЫЛОВА:
Я всю жизнь за собою таскаю кресло.
Переехало кресло со мною в Питер, потом обратно.
И куда ни поставь, все оно уместно,
мило взгляду, комфортабельно и опрятно.
Так же наши пороки и заблужденья.
Их всю жизнь таскаем мы за собою.
Откровенье не отличаем от наважденья
и простую привычку зовем любовью.
. . .
Какая-то недобрая весна:
сдувает ветром, заметает снегом,
лишает равновесия и сна,
и не видна дорога к летним негам.
Опасно жить. Программа новостей —
реестр убийств, аварий, страшных бедствий.
Неверный шаг — и не собрать костей.
Темна взаимосвязь причин и следствий.
Мы — хрупкие сосуды бытия.
Случайный камень — и хана сосуду.
В чем смысл, уже не спрашиваю я.
Возможно, в том, чтоб просто мыть посуду.
